Маленький свидетель

Ну что же, название соответствовало содержанию, потому что всё что было хорошее при СССР, мы глубоко закопали в землю, и многие чиновники делают всё возможное, чтобы бывшие граждане СССР. Но в истории многих народов Кавказа и других регионов есть другое 23 февраля, которому в этом году можно отметить 75-летие со дня тех трагических дней 1944 года. Об этом и свидетелях и участниках этой трагедии и пойдёт речь в моих 2-х статьях, где события во многом будут совпадать, но персонажи будут другие.

Маленький свидетель

Этот рассказ я услышал от женщины, которой 23 февраля 1944 года было всего 12 лет. Она давно рассказала мне эту историю, но рука не доходила довести её рассказ большому кругу читателей. И я, наконец, решил через нашу газету довести всё это нашим читателям. Вот её рассказ (о ней самой я расскажу в конце своего повествования).

В раннем возрасте наши родители, забрав с собой четверых детей (я, младшая сестра, старшая сестра, старший брат) переехали в кумыкское село Кара-Озек или иначе «Качалай». На сегодня это – прикутанное хозяйство). И только когда я перешла в 6 класс, мы вернулись обратно в Хамаматюрт. Это было в 1943 году. 1 сентября я пошла в 6 класс, а брат учился в Адильянгиюртовском интернате, а старшая сестра Марьям помогала матери по хозяйству, младшая Салисат пошла в 4 класс.

В конце 1943 года к нам в село прибыл специальный Азербайджанский полк, который состоял в основном из азербайджанцев, но были представители других народов. Командовал полком полковник-азербайджанец. (Впоследствии шли разговоры: почему этот полк прибыл к нам: пали на Кавказе, хотели завладеть Бакинским, Грозненским нефтяными промыслами). Но этому не суждено было сбыться. Кроме того, стало известно, что немцы заняли часть территории Ногайского района. Учитывая всё это, наша армия вынуждена была взорвать мост через Терек, который находился в трёх десятках километрах от нашего села.

Этот полковник часто стал заходить к нам, они долго беседовали с отцом, он иногда занимал у отца деньги, одним словом они к концу года стали хорошими друзьями. А солдат и других офицеров разместили по домам жителей села. Их место питания находилось там, где сегодня проходит наш базар.

Спустя некоторое время, полковник тайно от нас, оказывается, сообщил отцу о том, что в скором времени государство собирается переслать из районов Северного Кавказа чеченцев, ингушей и других народностей. Но отец не поверил этому. Ведь чеченские ребята призывались на фронт, сражались храбро.

Но прошло ещё немного времени, наступил февраль 44года, полковник уже конкретно назвал отцу даже день депортации – 23 февраля – День рождения Красной Армии. Отец на этот раз поверил ему, но не знал какой выход найти из этой ситуации. Но полковник был очень добрым, отзывчивым человеком, и он посоветовал отцу следующий выход из данной трагической ситуации: разойтись с женой, так как она была кумычка, а двух маленьких девочек суд оставит с нею, а сына и старшую дочь он может взять с собой, т.к. они уже взрослые, могут работать сын на заводе, а дочка в буфете или в столовой. Так и сделали.

В то время мой двоюродный брат Микаил Аджимурадов, который впоследствии долгие годы возглавлял в районе земельный комитет, работал секретарём сельского совета. И отец сообщил и попросил его развести их и подготовить документы.

И вот наступило утро 23 февраля 1944 года. Солдаты, одетые в формы НКВД, заходили в каждый дом, где жили чеченцы и строго велели им собраться в клубе (сейчас это здание служит Джума мечетью для верующих). Здесь надо сказать о доброте и мужестве полковника, который не позволил своим солдатам принимать участие в этой трагической акции. И мы всей семьёй пошли в клуб. Когда мы пришли туда, то заметили очень много людей, маленькие дети спали на полу, а взрослые сидели или стояли по всей площади клуба, а люди продолжали прибывать. А мы со своей сестрой Салисат заходили, выходили и солдаты не реагировали на наши действия. Я писала на снегу: «нас не забывайте, нас тоже забирайте с собой».

И ближе к обеду я заметила своего двоюродного брата Микаила Аджимурадова, который держал в одной руке какие-то бумаги, подошёл к часовому и что-то сказал ему. Солдат пропустил его во внутрь клуба и через некоторое время он вышел с нашей мамой. Мать обняла нас и, мы заплакали от радости, повела нас к воротам Бекишевых. Но я опять вырвалась и продолжала свою игру. Так проходило время. В тот день казалось, что все жители села, независимо от возраста и пола, собрались вокруг клуба.

Начало темнеть, ведь зимой рано темнеет. Вдруг все собравшиеся люди увидели вереницу военных машин. Они подъехали к клубу, вели переговоры с командиром и машины подгоняли к дверям клуба.

Около дверей клуба снаружи было 2 человека, внутри тоже 2. И началась погрузка людей. Когда заполнилась одна машина, её отгоняли, сразу же на её место пригнали другую машину.

Таким образом, я сейчас не могу точно сказать какое количество машин погрузили людей, но я могу твёрдо сказать, что их было не менее 15 штук.

Погрузка закончилась очень поздно. И машинам дали команду двинуться с места. И на каждой машине в кабине, кроме водителя, был еще один чекист, а четверо сидели в кузове вместе с чеченцами.

А жители со слезами провожали все машины, чувствуя свою беспомощность. Когда тронулась последняя машина, передняя машина свернула на улицу Мустапаевых. Тут я не выдержала, взяла младшую сестру за руку, и мы побежали за машинами. Мы бегали долго, насколько хватало сил. Дошли до поворота Отарчиева Магомедова, обессиленные, уставшие обе сели на снег, страшно рыдая, громко плакали, плакали долго. Затем вдруг обе, как будто договорились, и пошли обратно. На наш плач никто не вышел на улицу, никто нас не успокоил.

Когда мы пришли в клуб, женщины ещё не стояли, но их было меньше. Среди них не было нашей мамы. Женщины нам сказали, что ей стало плохо и, они уложили её в доме Бекишевых. Когда мы вошли в комнату, мама была очень слабая, она обняла нас и тихо заплакала. Через 2 часа мама пришла в себя, и мы взяли её и пошли к тёте Харасат. Увидев как она велела нам на ночь остаться у них, а завтра утром пойдёте домой. Мы согласились. На следующий день мы с мамой пришли в наш дом, затопили печку и в комнате стало тепло, но не светло, потому что мы смотрели на грустные глаза мамы, они не светились, а чувствовалась ежедневная грусть. Она иссякла с каждым днём, мы с сестрой не могли понять истинную причину её грусти и печали, только после её смерти, спустя много лет стало понятно, что она очень сильно любила отца и нас и вот эту трагическую разлуку не смогла перенести. Через месяц и 17 дней мамы не стало. Я тут же отправил младшую сестру Салисат за тётей, а сама оповестила соседей о смерти мамы. Скоро весь двор был полон людей, многие пришли, наверное, из-за сочувствия нам, сёстрам, потому что мы остались одни. Это я так думала по своей наивности. Но вскоре пришла тётя Харасат, все женщины громко плакали, и на следующий день всем селом похоронили маму. И тётя решила забрать нас к себе и все процедуры проводить у неё. Мы, конечно, согласились, хотя не знали какую нагрузку мы возлагаем на свою тётю и её семью своим присутствием, т.к. у неё самой было четверо детей, ещё её 2 племянника, и нас двое – всего восемь детей. Мы, дети, жили очень дружно, всегда были вместе, и в школу ходили вместе и возвращались вместе. Я сейчас думаю, анализируя события тех лет, что наша тётя была очень открытой души человек. Мы даже то ли по возрасту, то ли под добрым взглядом и отношением к нам. Мы даже до конца не испытали эту огромную потерю. Мы так и остались жить у них. Но вскоре произошло событие, которое изменило нашу жизнь.

Дело в том, что я вначале упустила тот факт, что с нами в Хамаматюрте жил старший брат отца Крымсолтан, у которого жена умерла, осталась одна дочь Зухра. Крымсолтан до переезда в Хамаматюрт жил в Хошгелдиюрт Чеченской республики, где проживал и ещё другой персонаж моего рассказа Хансолтан, которого призвали на фронт и в 1944 году в середине февраля, он стал Героем Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов. После этого они стали и хорошими друзьями. В годы войны был неписаный закон, тем кому присваивали высокое звание Героя Советского Союза давали месячный отпуск, ятобы он смог поехать к себе на родину, проведать родных и близких.

И вот после депортации чеченцев в 1944 году Хансолтан, ни о чем не подозревая, прибыл в свой родной аул Хошгелдиюрт. Он заметил, что там уже живут другие люди. (Заметили, как постарались местные власти заполнить пустые дома чеченцев представителями других мирных людей из дагестанцев).

Наконец-то Хансолтан узнал, что всех жителей аула как чеченцев выслали из аула. Но куда их выслали, он узнал на второй день. И он решил поехать в Хамаматюрт, где жила Зухра с отцом. У Хансолтана ещё теплилась надежда увидеть свою возлюбленную. Но даже и это не суждено было узнать Хансолтану. Потому что ее Зухра была уже в Киргизии. Как только он приехал в Хамаматюрт, тут же расспрашивая людей, он нашел нас с сестрой у тети. Тетя очень обрадовалась его приезду и в шуту спросила:

- Хансолтан, тебя почему не отправили в среднюю Азию? Он задумался, но поняв шутливый смысл вопроса сказал:

- Тетя, я ведь Герой. Туту все засмеялись. Он остался ночевать у тети.

На следующее утро он попросил тетю, чтобы она отпустила нас с ним, и он найдет наших родителей. Тетя восприняла это сообщение не очень деловито, но увидев на его груди звезду Героя, согласилась. И мы в следующее утро поехали в Хасавюрт, он купил билеты, и мы поехали в среднюю Азию, вернее в Киргизию. Мы ехали на поезде 3 суток, а на четвертые сутки Хансолтан сообщил нам, что уже после полиция отец и другие родственники будут нас ждать. Мы с сестрой заплакали от радости. Но он предупреждал нас, чтобы мы при подходе к станции вели себя хорошо, чтобы не бегали к выходу. И как раз через некоторое время наш поезд остановился на одной из станций. Я посмотрела в окно и увидела там отца, брата, сестру, дядю Крымсолтана и Зухру. Я видела, как заволновался и сам Хансолтан. Но я, взяв сестру за руку, не обращая внимание на крики Хансолтана, подошла к двери вагона и кондуктора успела только открыть ее, как я спрыгнула в объятия отца и он крепко стиснул меня в свои объятия, затем с Хансолтаном вместе спустилась и Салисат. Я думаю,что в том году после недолгой разлуки встретились родители и дети, какая обстановка царила на станции, понять нетрудно.

Нас с сестрой обнимали и плакали те, кого мы никогда не видели. Среди них были не только чеченцы, но и немцы, ингуши, адыгеи, карачаевцы, т.е. целая большая география этого огромного союза ССР. Затем нас повели домой к родителям. Старший брат Солтанахмед, который тоже был здесь и сестра Марьям казались мне старшими своего возраста, и я долго любовалась ими когда шли домой.

В этот день Хансолтану не дали сесть, то одни, то другие приглашали его домой. Так продолжалось 8 дней. На девятый день Зухра узнала от Хансолтана, что его отпуск уже сокращается. И тогда она советовала ему взять девочек и ее вместе с ними, и ухать обратно в Хамаматюрт. Когда она сказала о своем решении, ее отец Крымсолтан не возражал, даже сказал, что ему будет легче, и он тоже скоро вернется.

Итак, мы выехали обратно. Подъезжая к станции Хасавюрт,Зухра посоветовали Хансолтану, чтобы он дал телеграмму маршалу Ворошилову, чтобы он дал еще 20 дней. Когда сошли с поезда, Хансолтан велел нам подождать , а сам пошел на станцию. Она обратилась к телеграфистке, что он хочет дать телеграмму. Она с большой охотой согласилась, а тогда узнала, что телеграмма должна быть адресована маршалу Ворошилова, она оторопела, но увидев Золотую Звезду Героя, немного смягчилась. И буквально через 15 минут она получила ответ следующего содержания: Даю еще 10 дней ,но не опаздывай.

И Хансолтан подошел к нам и сказал, что Ворошилов добавил еще 10 дней. Хансолтан откуда-то достал машину, нас с Салисат посадили в кабину, а сами сели в кузов и через 3 часа мы были Хамаматюрте. Но жители еще 3 дня не отпускали Хансолтана, ведь не каждый день встречаешь Героя. После этих компаний Хансолтан распрощался с нами, обещав, что после войны обязательно приедет в Хамаматюрт.

Он побеспокоился о нашем отце и отце Зухры, т.к. отец Зухры вернулся со ссылки в 1946 году, а мой отец с сестрой и братом вернулись в 1948 году.

К этому времени Крымсолтан покинул этот мир и по его просьбе жители села отвезли в его родной аул Хошгелдиюрт и там похоронили.

Хансолтан тоже вернулся живым и здоровым. Когда он сватался на Зухру, он приехал в Хамаматюрт к моему отцу за благословением, т.к. родители и близкие Хансолтана умерли на ссылке. Ему некому было обратиться за помощью, но один пожилой житель аула, который был другом его отца, согласился быть сватом и они вместе приехали к нам. Отец и сам знал, что эти два молодых человека любят друг друга и сразу же дал согласие. Вскоре они сыграли свадьбу. Впоследствии они работали в системе торговли, пошли дети, они часто приезжали к нам и долгое время проводили в Хамаматюрте.

В 1948 году я сама вышла замуж за нашего сельского парня, единственного сына Абакарова Ахмедхана, который не вернулся с фронта.

В совместной жизни у нас родились 2 девочек, три мальчика. Сейчас у них есть дети, т.е. мои внуки и правнуки. Они моя радость, моя жизнь, все мое богатство, и все мое существо. Они никогда не оставляют меня одну. Всегда сами — дети, внуки по очереди посещают меня. И для меня самые счастливые дни, это те дни, когда я вижу моих внуков.

И я не хочу, чтобы им не пришлось испытать то, что пришлось пережить мне. Я хочу, чтобы на земле воцарило добро, мир, согласие между людьми. Кроме них что еще нужно человеку. Такими словами завершила свой маленький свидетель, которой в 1944 году всего 12 лет, а сегодня ей идет 87 год.

Прежде чем написать эту статью, я 17 января посетил ее и поздравил с 87 летием.

Когда я был у нее, я заметил, что она стала немного худой, хотя и раньше не была толстой, но ее детская улыбка и чистый детский голос этой женщины ничуть не изменилось. Я очень рад, что в моей жизни встречались такие люди, как Абакарова Камийса Солтанмурадовна. От имени большого количества читателей нашей газеты хочу поздравить ее с наступившим новым годом, пожелать ей все, что люди могут пожелать друг другу. Пусть ее жизнь, ее стойкость, ее мужество послужит примером образца юной девушки, отважной дочери, добросовестной жены и доброй бабушки не только для своих внуков, но и для всех тех, кто знал ее в жизни.